Николай Коншин. Портрет
Недавно в Смоленске вышла пронзительная, хрустально — чистая книга о человеке, еще при жизни ставшим не только частицей культуры нашего города, но и его символом, — «Дом Николая Коншина».
По словам автора и составителя биографического издания заслуженной артистки России Людмилы Лисюковой, она захотела «поделиться с теми, кто любил и ценил Николая Сергеевича, сокровенным, даже личным. Дополнить впечатления об этом замечательном человеке, которого сегодня так не хватает»…
«Какие-то подробности на первый взгляд покажутся незначительными, но именно из них, по моему мнению, и складывается жизнь», — убеждена Людмила Степановна. Его единственная любовь. Та, с именем которой созвучны строчка из воспоминаний Анны Григорьевны Достоевской «Никто другой не дал бы мне столько счастья»…
«Я безумно хочу играть! Как утолить жажду?»
«…В моей памяти Коля запечатлелся высоким, стройным, импозантным, держался с достоинством, ни с кем не позволял себе фамильярничать, заводить разговоры «ни о чем», — вспоминает Людмила Степановна. — Он отличался от других актеров, которые играли в то время на сцене Тульского ТЮЗа (знаете, такие «актеры актерычи») – он отличался ВСЕМ: умом, внешним видом, внутренней культурой, чувством вкуса и такта».
Николай Коншин обучался актерскому мастерству в Школе-студии МХАТ в Москве у народных артистов П.Массальского и А. Тарасовой. Именно во МХАТе и были заложены основы его профессионализма, он стал преемником и носителем традиций старинной русской актерской школы, практически утраченной в наше время.
3 сентября 1971 года. «Я безумно хочу играть! Как утолить жажду? Я боюсь, что у меня не хватит сил, нет, не сил, а трудолюбия, которое необходимо, как воздух, для актера…».
Из дневниковых записей абитуриента Николая Коншина.
В его жизни были Тульский ТЮЗ, драмтеатры Пскова и Перми… В Смоленском государственном драматическом театре им. А.С. Грибоедова Николай Сергеевич прослужил почти 35 лет. На этой сцене он сыграл множество замечательных ролей, создал незабываемые и неповторимые образы. Среди любимых его ролей – Несчастливцев в «Лесе» А. Островского и Алексей Турбин в «Днях Турбиных» М. Булгакова.
«Первой ролью в творческой биографии актера Коншина был Молчалин в «Горе от ума» А.С. Грибоедова, — здесь и далее рассказывает об ушедшем друге его супруга, верная единомышленница и соратница. — По словам самого Николая, еще будучи студентом Школы – студии МХАТ, он думал об этой роли. Возможно, сказалось влияние его педагога, замечательного актера Павла Владимировича Массальского, сыгравшего в 1938 году в знаменитом спектакле В.И. Немировича – Данченко и считавшего образ Молчалина своим «творческим взлетом». Именно на роль Молчалина Г.И. Кондрашова, тонкий и глубокий режиссер, возглавлявшая в то время Тульский ТЮЗ, пригласила Николая Коншина.
Дебют был блестящим. Столичные критики высоко оценили работу Николая Сергеевича, но недоумевали: «У Вас Молчалин герой? Но такого не должно быть…». Однако актер вместе с режиссером Н.М. Паркалаб оказались правы: молчалины – герои сегодняшнего дня, они «блаженствуют на свете».
13 сентября 1972 года. «Самым важным на этих занятиях был рассказ, да и не рассказ совсем, П.В. Массальского и В.А. Пешкина о том, как избежать обывательского в искусстве. О том, чем отличаются видение обывателя от видения художника. Художник должен уметь постоянно удивляться всему, уметь видеть что-то особенное в обычном. Он непременно должен фантазировать. Он должен видеть то. О чем говорит он или другие. Должен вносить, вкладывать в это свои чувства».
Из творческого дневника первокурсника Школы-студии МХАТ Николая Коншина.
Белое чудо на Нерли, или Птица с подбитым крылом
«С самого начала своего служения в театре Николай относился к искусству с почтением. Для него это не было самореализацией, а ступенью к духовному. В противном случае из искусства уходит душа. Одним словом, искусство направлено не на созидание, а на разрушение. Разрушение души – и актеров, и зрителей. Этого Николай Коншин принять не мог. Никогда».
«…Когда Николай в 1987 году играл Алексея Турбина в «Днях Турбинных» М. Булгакова (режиссер И.А. Южаков), перед моим мысленным взором был именно белоснежный храм Покрова на Нерли – символ чистоты, красоты, гармонии. Я видела белокрылую, парящую над землей птицу – сраженного пулей полковника Алексея Турбина, застывшего в полете долгожданного освобождения. В огромных серых глазах – понимание и прощение, а в улыбке – радость и скорбь, одновременно: первая – от обретения свободы и вторая – от потери «Великой России», которой он – «человек Божий» — так гордился. Живым источником, питающим этот сценический образ, был для актера Василий Шульгин, а в том, как играл эту роль Николай Сергеевич, «читался» высокий Кодекс чести Белого движения – «честность до донкихотства», твердость и чистота, порядочность и честь, любовь к русскому народу. Главное – Бог в сердце. «Белые умирают, стараясь улыбнуться друзьям» — так записано в Кодексе Белого движения – вот почему и его герой умирая, улыбался.
Известный булгаковед В. Гудкова сравнила Алексея Турбина в исполнении Н.С. Коншина с героем последнего романа Ф.М. Достоевского «Братья Карамазовы» — Алешей Карамазовым. Все, что проживал на сцене актер, было правдой: и Бог в душе, и пуля недалеко от сердца».
Он и жизнь свою прошел, неся в себе пулю… Правда, не в сердце, а в легком.
В раннем детстве он, четвертый и самый дорогой и любимый ребенок в семье, едва выжил после тяжелой болезни, а позднее – после несчастного случая. Соседский мальчик тайком от своего отца решил пострелять из охотничьего ружья: пуля пробила стенку сарая, пролетела через сад и попала в грудь трехлетнему Коле. Из-за близости сердца врачи не рискнули делать операцию. Так и прожил Николай Коншин всю свою жизнь с пулей в легком. По-видимому, господу было угодно сохранить жизнь этого мальчика, чтобы тот послужил людям своими талантами…
«Следующее потрясение, связанное с «белым чудом на Нерли», я испытала, когда увидела Николая в роли Изольда Тимофеевича Кукина (спектакль «Аккомпаниатор» режиссера В. А. Мамина, премьера состоялась в 2001 году). В трагикомедийной роли актер смог через браваду своего героя, юмор и иронию – и к себе, и к окружающим – спеть удивительную песню своей жизни. Его старик – птица с подбитыми крыльями и отнятым голосом – пел душой, нежной и легко ранимой. И песня эта была пронзительной.
«Очаровательным сном» вспоминаются сейчас все созданные Николаем Сергеевичем образы. Настоящим чудом был дивный князь К. из «Дядюшкиного сна» Достоевского (режиссер В.М. Барковский): наивный, трогательный, с душой ребенка, «престарелый князь Мышкин» — так сам Николай Сергеевич трактовал своего героя. Душа ребенка была и у него самого – Николая Коншина».
Слово «Бог» пишут с большой буквы
Судьба удивительным образом «устраивала» Николаю Сергеевичу встречи с людьми, которые так или иначе были связаны с его семьей историческими нитями.
«В начале 1934 года его дядю, выпускника студии Александринского театра, актера БДТ Михаила Альфредовича Бибера (сына француза Альфреда Огюста Бибера, известного архитектора), вместе с матерью – бабушкой Николая Сергеевича, актрисой Еленой Михайловной Негиной, арестовали по ст. 58 «За деятельность, направленную на свержение власти» и дали срок три года исправительно-трудовых лагерей,- пишет Людмила Лисюкова. — Вместе с ним в теплушке для перевозки скота оказался его земляк – тоже ленинградец и тезка Михаил Гундяев (отец нынешнего Патриарха Московского и всея Руси Кирилла), который был прихожанином подворья Киево-Печерской Лавры в Ленинграде, учился в институте, а в свободное время посещал храм, по воскресеньям пел в любительском церковном хоре. Его обвинили в подготовке убийства вождя. Обыск дома ничего не дал. Лишь в тетради с конспектами нашли, что «Бог» было написано с большой буквы. За это он получил три года Колымы.
2 июня 1934 года пароходом «Сясьстрой» они прибыли на Колыму. Дружба двух Михаилов продолжалась всю жизнь. Когда Владыка Кирилл приехал в Смоленск, Николай Сергеевич был по-настоящему счастлив. За 25 лет пребывания Владыки на Смоленской земле они неоднократно общались, вспоминали близких им людей. Также актер получил благословение преподавать риторику в Смоленской духовной семинарии и в духовном училище. А еще на исполнение роли «православного» Деда Мороза, с чем он успешно справился, даря юным зрителям свое сердце, наполненное христианской любовью к людям».
Достоевский и Глазунов. Атмосфера духовного горения
«Особо хочется сказать об Илье Сергеевиче Глазунове… В день прощания с Колей он позвонил около часу ночи в Смоленск и долго расспрашивал, что случилось, постоянно сокрушался: «Наш Коленька! Как же так?!.. Люсенька, ты должна написать о Коле книгу. Ты должна это сделать. Надо всем рассказать, что он был не только великий актер, но и истинный патриот России, достойный сны Отечества».
Для Николая Илья Глазунов – уникальная личность, высочайшей культуры и потрясающего таланта художник – был близким человеком и подлинным другом, которого воспринимал как родного, искренне восхищаясь его работами, неиссякаемой энергией, жизнелюбием.
Коля признавался: «Рядом с Ильей Сергеевичем чувствуешь себя лентяем». Он с упоением рассказывал, как Илья Сергеевич работает: «Он творит непременно под классическую музыку. В мастерской звучат Бах, Моцарт, Чайковский… Это дает нужный настрой, создает необходимую атмосферу».
Илья Сергеевич был для Николая эталоном во всем. Он часто даже писал письма, переписывал роли, делал пометки в тексте карандашом. «Я беру пример с Глазунова, — объяснял Коля. – Как говорит Илья Сергеевич: «Карандаш – святое дело. Шариковой ручкой можно писать заявление, письма, но не рисовать…». Николай Сергеевич тоже был Художником. Художником в театральном искусстве.
Большой радостью для Николая Сергеевича было приглашение Глазунова позировать ему для портрета Ивана Карамазова: художник в то время работал над циклом иллюстраций к новому собранию сочинений Достоевского.
Когда мы ставили моноспектакль «Никто другой не дал бы мне столько счастья» (1980) по воспоминаниям и письмам Анны Григорьевны Достоевской, нам помогали работы Глазунова. Через фактуру его работ, через подачу им «сумрачно-контрастной атмосферы духовного горения», борьбы добра и зла, света и мрака, происходившей в человеке, которая, по глубокому убеждению Ильи Сергеевича, является стихией писателя, мы входили в мир Достоевского.
Судьба поставленного Николаем Сергеевичем спектакля оказалась счастливой – он сыгран более 1550 раз на разных сценических площадках России и зарубежья».
Также Коншин явился автором творческого проекта «Портрет», исполнив в гоголевском моноспектакле роль Художника. «Портрет» не сходил со сцены три десятилетия…
«К сожалению, больше к профессиональной режиссуре Николай не возвращался. Он считал: «Чтобы быть режиссером, нужно иметь СОВЕСТЬ. Ведь ты несешь ответственность за все, что происходит на сцене. Я – актер. Я умею играть, а режиссерская профессия – другое…».
Белая кость, алая кровь
В книге несколько глав посвящены Василию Шульгину, с которым И.С. Глазунов, как и Николай Сергеевич, был лично знаком.
«…мне выпала историческая честь встретиться с одним из основателей Белого движения, с монархистом, принимавшим отречение монарха, Василием Витальевичем Шульгиным, — пишет в книге «Россия распятая» Илья Глазунов. – Когда мы познакомились в городе Владимире, мне было тридцать с небольшим, а ему – почти девяносто лет. Он знал Столыпина и преклонялся перед ним, восхищался его государственной волей и глубиной ума. Когда он рассказывал мне о своих встречах с Петром Аркадьевичем, его лицо словно бы молодело. Напомню, что Шульгина арестовали в 1944 году в Сербии и отвезли в Москву, где ему как врагу народа дали срок – 25 лет тюрьмы.
Бывая у Шульгина на улице Фейгина, я познакомился с молодым человеком, который был соседом Шульгина и жил тоже на первом этаже в следующей «парадной». Его лицо запомнилось мне своей выразительностью. В нем сразу угадывалась дворянская кровь и талантливость души. Звали его Николай Коншин. Его очень любил Шульгин и встречался с ним едва ли не каждый день».
Спустя годы Коншин расскажет Глазунову, что на могиле столь значимого для России государственного деятеля стоит безымянный деревянный крест: «Кто-то, видимо, сорвал табличку, и Николай Сергеевич простым карандашом написал на кресте: «Василий Витальевич Шульгин».
Сегодня все изменилось…
«На памятнике, поставленном на могиле Василия Витальевича, есть надпись: «От русских людей. И.Г., Н.К.». Первые инициалы – Ильи Сергеевича Глазунова, — рассказывает Людмила Степановна. — Сама инициатива установки гранитного креста принадлежит Глазунову, это его проект, также он дал значительные средства на изготовление памятника. Н.К. – это Николай Коншин, который вместе со своими родственниками принимал участие в увековечении памяти уникальной личности – «части российской истории» — В.В. Шульгина».
«Фабрикант, наверное, из меня не получился бы…»
Николай Коншин – потомок древнего рода русских промышленников – предпринимателей Коншиных, получивших в XIX веке за свои заслуги дворянство, а в XX веке переживших многочисленные репрессии, ссылки и лагеря. Родиной Николая Сергеевича стал небольшой городок в Северном Казахстане – Петропавловск, где его отец Сергей Николаевич Коншин отбывал вечную ссылку после 15 лет колымских лагерей и повторного ареста. Получив реабилитацию, Сергей Николаевич смог вывезти свою семью из Казахстана. В 1959 году они поселились во Владимире. Там прошло детство и отрочество Николая. Там же в 9 лет он потерял своего отца, скончавшегося от сердечного приступа.
На вопрос журналистов: есть ли в нем что-то «коншинское», он всегда отвечал: «Да. Творческое начало и историческая память. Фабрикант, наверное, из меня не получился бы. Я не умею зарабатывать деньги, не могу рассчитать свою нищенскую актерскую зарплату…
Искренне завидую деловитости, трудолюбию, упорству, высокой духовности, нравственности моих предков. Это были глубоко верующие люди, и почитание Бога являлось источником силы российского предпринимательства. Ведь многие сделки на крупные суммы заключались без оформления каких-либо документов. Достаточно было слова…».
Илья Глазунов, «Россия распятая»: «Коншин поразил меня тем, что ходил в длинной белогвардейской шинели, купленной им у какой-то старушки за 10 рублей. Коля мечтал стать актером. Он рассказал мне, что до революции его прадеду принадлежали не только ткацкая фабрика в Серпухове, но и три дома в Москве, которые сохранились по сей день. В одном из них находится Посольство Японии, во втором – Дом журналистов, а третий – роскошный особняк на Пречистенке, на котором красуется надпись «Дом ученых»…
Кстати, о Доме… О его трогательной любви к родному уголку, с которым были связаны дорогие моменты жизни Николая Сергеевича.
«Он относился к Дому как к очагу, как драгоценности: будь то комната в общежитии, гостиничный номер, коммуналка, отдельная квартира – везде присутствовали тепло, уют, памятные предметы, настроение, атмосфера Дома, — пишет в своей книге «Дом Николая Коншина» Людмила Лисюкова. — Это шло из его семьи… Да, он любил Дом. Часто говорил: «Все — таки какая уютная у нас квартира – такое маленькое гнездышко. А нам больше и не надо, что нам, танцевать здесь?»
Восхождение на Голгофу кино началось с «Андрея Рублева»…
Еще в детстве, в возрасте десяти лет, Николай Сергеевич сыграл в массовке на съемках во Владимире фильма Тарковского «Андрей Рублев»…
С участием Николая Коншина создано 7 талантливых киноработ. Последние пять лет своей жизни он плодотворно сотрудничал с центральными телеканалами.
«Осталась кинолента «Норильская Голгофа» (автор сценария и режиссер В.Б. Сапрынский, «Россия – 1»), где Коля сыграл полковника НКВД М.В. Кузнецова – фигуру трагическую и неоднозначную, — вспоминает Людмила Лисюкова. — Николай ценил дружбу с режиссером канала «Культура» Юрием Кузавковым, которому очень доверял. Юрий Михайлович предложил ему главную роль М.Д. Бонч-Бруевича в документально – игровом фильме «Первый красный генерал» из цикла «Генералы против генералов», где Николай Сергеевич создал на экране трагический образ генерала царской армии, впоследствии перешедшего на сторону большевиков. Этот проект был назван событием года, а на международном кинофестивале «Мир знаний» в Санкт-Петербурге и на фестивале военно-патриотического кино «Волоколамский рубеж» фильм был удостоен специального приза жюри.
«Аристократизм Николая Сергеевича (в самом хорошем значении этого слова) был не заемный, не надутый, а самый что ни на есть настоящей, высшей пробы, — делится воспоминаниями Юрий Кузавков. — Мы много работали вместе, и каждый раз Николай Сергеевич добавлял в палитру что-то новое. Были эпизоды, решением которых он просто поражал меня. Вот финальное стихотворение из «Времени прощения», которое могло вообще не попасть в фильм. Я просто не знал – как его можно прочитать. Это же подстрочник с немецкого, личное стихотворение непрофессионального поэта, вложившего в него всю боль пятилетнего заключения в лагере. Сгусток эмоций, но не обработанный, корявый… Николай Сергеевич прочитал его с первого дубля так, что ком к горлу. И стихотворение стало эмоциональной точкой всей картины.
У Николая Сергеевича была удивительная особенность – его голос не надоедал. Во время монтажа, который длится месяцами, одни и те же эпизоды прокручиваются многократно. Но его голос был настолько деликатен и точен, что входил в фильм без остатка, растворялся в нем, становился его неотъемлемой частью».
Всем смолянам знаком и дорог голос диктора Коншина, звучавший с трибун на протяжении 30 лет на военных парадах в День Победы. За неповторимый тембр голоса Николая Сергеевича называли «Смоленским Левитаном»…
«Следующей работой на телеканале «Культура» стал четырехсерийный фильм «Москва – Берлин. Завтра – война», — с нескрываемой гордостью Людмила Степановна упоминает об участии Николая Сергеевича в творческих телепроектах. — Позже последовали другие – глубокие и проникновенные киноработы: «Время прощения», «Один из пяти миллионов», «С немцами против Гитлера».
Особое место в его творчестве занял фильм «Вайда. Краски», где он озвучил известного польского кинорежиссера Анджея Вайду. Озвучил потрясающе: возникло ощущение, что сам пан Вайда дает интервью по-польски и сам же переводит свой текст. Удивительный эффект передачи судьбы героя картины через оттенки неповторимого коншинского тембра голоса!
По иронии судьбы, на 15-й день ухода из жизни Николая Сергеевича Коншина из Польши пришло известие о кончине Анджея Вайды. И телеканал «Культура» вновь показал талантливую картину режиссера Юрия Кузавкова «Вайда. Краски».
Райское яблоко
Глубоко религиозный и верующий человек, Николай Сергеевич очень любил древний храм Архангела Михаила и сподобился отпевания именно в этом храме.
«Место своего вечного упокоения Николай Сергеевич нашел на кладбище деревни Рай. Это место Смоленской земли связано с семейной историей Коншиных. Здесь в 1904 году в семье приехавших туда из Москвы на лето потомственного дворянина надворного советника Михаила Николаевича Шепелева и его жены Капитолины Николаевны (урожденной Коншиной) родилась девочка Татьяна. Татьяна Михайловна приходилась отцу Николая Сергеевича двоюродной сестрой…
…А 29 сентября, в день моего Ангела, шел дождь со снегом. Мы приехали на кладбище. И, едва вышли из машины, неожиданно выглянуло улыбчивое солнце…
Солнечные лучи отражались в капельках дождя на портрете – так радостно Николай Сергеевич встречал нас! На могиле среди огромного количества цветов лежало большое красное яблоко. Кто положил его – не знаю, только оно было из «райского» сада…».
Невозможно объять необъятное. Да и стоит ли? Не лучше ли самим бережно прикоснуться к светлой, творческой душе Николая Сергеевича, так бережно, тонко и трогательно воспетой в книге Людмилы Степановны?.. Погрузиться в живые воспоминания о нем друзей, коллег по цеху, журналистов, наконец?
Есть в книге «Дом Николая Коншина» несколько отрывков и из моих статей, опубликованных в разное время на страницах «РП». Людмила Степановна, преподнеся мне в дар это поистине редкое библиографическое сокровище (книга вышла миниатюрным тиражом всего в 200 экземпляров), тихо призналась: «Николай Сергеевич очень уважал вас, любил…».
Он очень любил людей. Всех, кого посылал на его жизненном пути Господь.
