Лидер Uma2rman Кристовский рассказал о «пьяном» концерте с Земфирой
«Безумцев бог любит. Видимо, ему с ними интереснее», — улыбается Владимир Кристовский и в свои 45 точно знает, о чем говорит. Сейчас фразы «девушка Прасковья из Подмосковья» или «я так ждала тебя, Вова!» из хитов Uma2rman знает каждый, но успех к артистам не свалился с неба. Потребовалось набить шишек, разочароваться в себе, снова понять, что все-таки без музыки никак, прежде чем подняться на вершину. Однако наверху ожидало состояние опустошенности и… «жизнь как стиральная машинка».
Что именно Владимир подразумевает под этой метафорой, он рассказал в юбилейном интервью «ЗД» и раскрыл массу других секретов: почему сочинять на заказ всегда интереснее; чем запомнилось знакомство с Людмилой Гурченко; к чему привела его 10 лет назад потеря голоса и многое другое…Специфическая память
— Всего-то пара лет — и у Uma2rman тоже будет юбилей, 20-летний. Хотя и «до» жизнь была насыщенной: вы и лимонад продавали, и курьером были, и парикмахером, даже в морге успели поработать…
— Я все помню! У меня была очень интересная жизнь. Любой жизненный опыт оставляет свой след, воспоминание, ощущение или просто развивает фантазию. Мы же состоим из нашей памяти — умственной, клеточной, — поэтому все, что происходило, откладывается в ней. Формируются какие-то навыки, пристрастия, представления, иногда штампы, ограничения в голове. Исходя из всего этого музыканты потом и сочиняют песни, художники пишут картины… То, что приходилось много где работать, было вопросом исключительно выживаемости и только. Правда, заработать как раз получалось не всегда, зато опыт в нагрузку был всегда.
— И когда вы подумали: «Все. Хватит! Теперь я буду заниматься только музыкой!»?
— Был момент, когда я понял, что делаю абсолютно не то, что должен, мне это неинтересно, и теперь я буду заниматься только музыкой. Тогда все и началось. Причем у меня уже был ребенок, мне нужно было прокормить его, жену. Я вообще не представлял, как музыкой можно заработать, но взял гитару и пошел по заведениям Нижнего Новгорода предлагать свои музыкальные услуги. Заходил во все двери, бродил по городу, пока не нашел место, где мне сказали: «Давайте попробуем». Моим основным местом работы тогда стало даже не кафе, а столовая. Как сейчас помню, она называлась «Элива». Я пел там по будням с 5 до 7: Розенбаума, Митяева, «Воскресение», все, что знал на тот момент. Люди приходили туда выпить после работы. Зачастую достаточно бедные, поэтому они приносили с собой какие-то пирожки на закуску, заказывали алкоголь и слушали песни.
— Наверное, коробило выступать в таком месте?
— Нет, абсолютно. Наоборот, на тот момент это была моя мечта — играть в заведениях. Я зарабатывал 200 рублей за два часа. За эти деньги мог купить пельменей, молока, хлеба — простой еды на день для семьи.
— Успех пришел внезапно? В один день проснулись знаменитыми или все шло поступательно, шаг за шагом?
— Все происходило постепенно, не сразу. Сначала мы переехали в Москву, и еще какое-то время ничего не происходило. Нам платили, конечно, на тот момент безумные для нас деньги — 500 долларов. Часть из них мы отправляли семьям, а сами жили на 200 долларов. Для нас это был какой-то космос. Продюсеры на тот момент готовились к прорыву и пытались направить свои действия в нужное русло, а мы просто писали песни, ждали звездного часа, ходили в спортзал и кайфовали.
— Сегодня, когда решает Интернет и многие ребята раскручиваются исключительно благодаря Сети, так ли важна продюсерская деятельность?
— Я думаю, кому-то очень важна, потому что продюсер — это не только человек, который может донести твою музыку до слушателя. Это тот, кто способен оценить тебя и твое творчество со стороны, помочь трансформироваться, что-то улучшить, сделать эффективнее. В моем случае роль продюсера отчасти играет сейчас моя жена. И она, и мой директор так или иначе влияют на меня, на творческий процесс, пытаясь улучшить что-то в работе коллектива. Со стороны виднее. Конечно, в эпоху Интернета стало гораздо проще найти своего слушателя, зрителя. Это время невероятных возможностей, и я счастлив, что оно наступило, что есть, например, Инстаграм. У меня довольно специфическая память, и очень здорово, что сейчас я могу вести страницу даже не для развлечения публики, а для себя, сохранять там те моменты, которые мне захочется потом вспомнить. Раньше был только фотоаппарат и альбомы с фото, которые все время терялись. Мы сейчас по крупицам собираем какие-то старые интересные снимки, чего-то практически не найти, а сегодня можно не бояться потерять.
— В развитии новых технологий есть и обратная сторона медали: каждый может овладеть программой создания треков и сказать, что он музыкант…
— Так это прекрасно, что любой может поделиться творчеством, выложить его в Сеть, и, возможно, найдет свою аудиторию. Много ли будет поклонников или нет, это все равно невероятный шанс для всех. В наше время его вообще не было. Все зависело только от конкретных людей, от воли случая и везения. Сейчас успех больше зависит от уровня самого артиста. Если он действительно высокий, если музыкант делает то, что попадает людям в душу в данный момент, и даже кто-то один это услышит, он донесет потом второму, третьему, и через какое-то время у артиста будет миллион поклонников.
— Вы сказали про везение… Чувствуете себя счастливчиком по жизни?
— Я? Конечно! Я себя чувствую самым счастливым и удачливым человеком из всех. Это не говорит о том, что всегда было легко, разные периоды бывали в жизни, но в общем и целом я понимаю, для чего все это происходило, какие изменения повлекло в моем сознании. Поэтому я безумно счастлив и благодарен богу, что все так, как есть.
1001 способ потерять деньги
— Говоря о трудностях, случалось ли так, что хотелось сказать «гори оно все огнем»?
— Да, был момент, когда я твердо решил завязать с музыкой и год вообще не подходил к гитаре. Я почувствовал себя Форрестом Гампом, безумцем, который вбил себе в голову какую-то невероятную идею, а все окружающие твердили, что реализовать ее абсолютно нереально. И я сам уже подумал: «Годы идут, действительно, ничего не происходит. Видимо, то, о чем я мечтаю, невозможно». Тогда я подумал, что всё — буду пробовать себя в других направлениях, строить свой бизнес или получать еще какую-то профессию. Но прошел год, и я помню, что мне очень захотелось взять в руки гитару и создать что-то музыкальное. Это было желание абсолютно непреодолимой силы. Я понял тогда, что мне все-таки придется этим заниматься, в это верить, потому что я по-другому не могу, как оказалось.
— Со своей первой группой вы играли панк-рок. Как вас занесло в ту степь?
— По тем временам играть такую музыку было совершенно естественно. Помню, сам я тогда слушал первый альбом Radiohead — он как раз только что вышел. С парнями мы слушали Korn, еще что-то альтернативное. Хотелось делать такую же музыку — сложную, интересную, тяжелую. Вот мы и делали. Даже в Москву приезжали с альбомом, где получили комментарий, что, мол, «все это, ребята, 1975 год, вы очень сильно устарели, езжайте-ка домой и больше не возвращайтесь». Мы тогда, конечно, подумали, что эти «московские дураки» ничего не понимают и не разбираются в музыке. Сейчас я понимаю, что они были абсолютно правы.
— Альтернативные жанры могут быть сегодня актуальны?
— Я считаю, что любое проявление самовыражения в этом мире имеет место быть. Если оно есть, значит, это кому-то надо. Даже если только самому автору — он тоже человек. Значит, ему так нужно, он должен это выразить. И даже если он условный авангардист, который хочет голым подвесить себя за одно место и висеть на столбе, как некоторые современные художники. Ну вот ему нужно таким образом выплеснуть то, что он хочет сказать миру. Возможно, поддержки он не найдет, но он имеет право на самовыражение.
— Какую музыку вы сами сейчас слушаете? Хватает ли на это времени?
— У меня нет плеера и плейлиста, вот в чем дело, потому что музыка — моя работа, большая часть жизни, а параллельно меня интересует еще очень много вещей, и среди них она явно не в первой десятке. В разные периоды это абсолютно разные вещи: от истории Китая до устройства фондовых рынков и мировой финансовой системы. Сейчас, например, я углубился в изучение истории России, Советского Союза. Мы многого не знаем, а когда начинаешь во всем этом разбираться, у тебя формируется совершенно иная картина мира. Таких вещей, которые меня удивляют и притягивают мое внимание, очень много. Они довольно далеки от музыки, а мой плейлист — это уроки английского или записи индийского учителя Садхгуру. Мне очень близки его суждения.
— Практики и медитации?
— Нет, я не умею медитировать: у меня слишком подвижный мозг, мне тяжело оставаться в состоянии покоя, и я вообще не считаю его естественным для себя. Для меня органично движение. Может быть, я просто пока еще до этого не дорос. Конечно, я пробовал медитацию, йогу. На самом деле я стараюсь пробовать и изучать все, что жизнь мне открывает, разбираться в том, какие ощущения я испытываю от этого, что дает мне тот или иной опыт, мое это или нет. Мне кажется, в этом и есть прелесть жизни, когда ты просто «смотришь» ее, как кино, получая какие-то впечатления, новые мысли. Я бы очень хотел пожить где-нибудь в другой стране, например, изучая местную жизнь, культуру, но пока мой бизнес не дает мне этого сделать, я только готовлю плацдарм.
— Бизнес музыкальный?
ратить все свои жизненные силы. Фониатры говорили, что с горлом все в порядке, но я уже психологически перестроил звукоизвлечение так, что не мог ни петь, ни говорить. И тогда у меня возник вопрос: а что будут есть мои дети, если я не смогу петь? Это был первый звоночек, что нужно, наверное, попробовать построить какую-то деятельность параллельно с музыкальной, какой-то бизнес, который будет подстраховывать в случае чего. Сейчас, спустя много лет, я могу выпустить книгу, которая будет называться примерно так: «1000 и 1 способ потерять деньги». В голове крутится матерное слово, я выразился более прилично. Я вкладывал во все, что можно: в рестораны, зубные клиники, строил дома из кедра, разрабатывал приложения. У моих друзей уже в какой-то момент родилась шутка: «Вова разбогатеет, когда перестанет заниматься бизнесом». Даже ресторан, мой единственный работавший бизнес, и тот закрылся. Так что в итоге это просто были деньги, выброшенные в мусорное ведро. Тогда я стал разбираться, почему так происходит, куда еще можно инвестировать так, чтобы это приносило доход, что вообще такое «финансовый мир» и как это работает.
Смешной мат Людмилы Гурченко
— Не думали заняться продвижением молодых артистов?
— Некоторые ребята обращались ко мне, но дело в том, что мне это неинтересно, и я не понимаю, чем я могу им помочь. Сейчас, в эпоху Интернета, о которой мы с вами говорили, точно ничем.
— Помните, какие у вас были ощущения, когда к Uma2rman пришел большой успех?
— Что удивительно, это было состояние полного опустошения. Я внутренне запомнил эту эмоциональную усталость. Когда ты чего-то ждешь долгие годы, а потом это происходит, у тебя как будто уже нет сил радоваться этому. Возможно, это был один из вечеров с таким ощущением… В целом все, конечно, было классно, весело, мы пользовались всеми благами, которые предлагала жизнь на тот момент. Я помню, что был очень дерзким и неприятным человеком, как я сейчас себя, того, оцениваю. Но это был всего лишь этап на пути. Потом проходят годы, и ты осознаешь, что жизнь похожа на стиральную машину: тебя положили туда и начали крутить. Что-то мелькает в этом окошке, не ясно что — все происходит очень быстро. И ты вроде должен там крутиться, ведь это твоя жизнь, но ты вообще не понимаешь, что происходит, кто ты, зачем ты это делаешь. Перед глазами мелькают вокзалы, города, гостиницы, какие-то люди. И ты уже в совершенно изношенном состоянии, скрипя зубами, проживаешь вот эту жизнь, пока в какой-то момент не скажешь: «Ребята, давайте, открывайте, мне надо выйти. Я хочу понять, что вообще происходит, где я». Слава богу, у меня этот момент наступил примерно 5 лет назад, когда мне было 40, и я стал останавливаться, наблюдать, смотреть по сторонам, что происходит.
— Удалось сориентироваться на местности?
— Да! Это вообще огромное счастье, если тебе удалось в этой жизни проснуться, невероятное везение. Некоторые не могут сделать этого до конца своих дней, так и живут, скрипя зубами, делая какие-то вещи, не понимая, зачем, кто они и чего хотят, как на самом деле хотели бы жить. Не жена, не дети, не кредитные организации, а они сами. Нам отпущен достаточно маленький отрезок времени. Ты уверен, что хотел бы провести его именно так, как есть? Это ведь самый важный вопрос.
— Дала ли вся эта история с карантином возможность еще больше заземлиться, приостановиться, наблюдать?
— Этот год был для меня самым прекрасным за последние 15 лет, просто идеальным. В начале локдауна, в самый первый день, когда в Москве ввели пропускную систему, у нас с женой родилась дочка. Когда мы вернулись домой из роддома, я был очень рад, что меня никто не побеспокоит какое-то время, не скажет, что нужно куда-то лететь. Работа продолжалась, но она была настолько приятной, что я только получал от нее удовольствие. Она проходила или онлайн, или в соседнем доме, у моего директора. Я просто говорил жене: «Подержи ребенка, я сейчас спою и вернусь». И меня приводило в дикий восторг, что я могу столько времени уделить семье и вообще пожить какой-то более расслабленной жизнью.
— Когда вы создали с братом группу, были ли у вас какие-то творческие притирки? Ведь родственные отношения — это одно, а делать совместно дело — абсолютно другое…
— Да, конечно. Это было еще на заре коммунизма, в Нижнем Новгороде, когда мы начинали играть вдвоем по клубам. Помимо столовой, в которой я работал, мы еще сделали с Серегой проект и стали выступать в двух заведениях города, где проводились концерты, — «Рок-бар» и «Домик Петра». Я помню, мы даже продавали там свой альбом на выступлениях за какие-то небольшие деньги, люди покупали… В общем, было неплохо. На тот момент у нас были какие-то выяснения творческих отношений: кто за что будет отвечать, как все будет происходить… Серега тоже не очень верил в мою безумную идею стать знаменитыми. Я говорил: «Ну что?! Скоро в Москву поедем, прославимся!». Его это очень раздражало, он считал меня совершеннейшим идиотом. Но впоследствии у нас не возникало вопросов, так как мы распределили обязанности на берегу и обсудили, что в группе Uma2rman мы будем петь только мои песни, а свои Серега будет петь с проектом отдельно, потому что у нас разное творчество и смешивать было бы неправильно. Сейчас-то уж и подавно никаких вопросов не возникает.
— Как ваша запись попала к Земфире? Эта история за годы обросла кучей мифов…
— Через наших драгоценных продюсеров, которые на тот момент с нами работали. Это Алена Михайлова и Лиана Меладзе. Хотя у нас с ними были разные периоды в жизни и в итоге мы разошлись, сейчас, по прошествии лет, я им очень благодарен за все, что они сделали для меня и коллектива. На тот момент нас никто еще не знал, пластинка только передавалась в руки каким-то определенным людям. Запись в том числе передали Земфире, и она ей очень понравилась. Потом у нее был концерт, и когда она узнала, что мы в зале, она сказала: «Давайте споем вместе». Я вышел на сцену. Это было жутко страшно, я был пьян, потому что у меня был день рождения и мы пили весь вечер, но все прошло хорошо. А на следующий день Земфира мне позвонила. Для меня это было примерно так же, как если бы вам сейчас позвонил президент и сказал, что вы хороший журналист. Я просто не мог в это поверить. Потом дела у нас быстро пошли в гору, мы начали выступать; и через год она просто пришла к нам на концерт, мы пригласили ее спеть с нами.
